<--- Вокзал
Как и всегда, Альфонсо еще долгое время был в прострации. За эти дни, он, кое-как, но привык к тому, что происходит после того, как он просыпается: этот человек вновь оказывается рядом. Всегда. Постоянно. И то, что он делал, Алу совершенно не нравилось: этот чрезмерно мягкий голос, который просто не может быть у незнакомого человека, эти движения, касания... Оставалось лишь сжать зубы и терпеливо дожидаться хоть чего-нибудь, чтобы хоть что-то изменилось. Кажется, сегодня именно тот день, когда пришла пора чему-то меняться. И нельзя было сказать, что Ал был рад этому.
Сперва этот человек поднял Альфонсо на руки, что уже само по себе было неприятно: больно, голова закружилась, в мыслях вновь опаска по поводу того, что же будет дальше. Альф даже не успел прийти в себя, как незнакомец вместе с ним вышел куда-то, где было ОЧЕНЬ шумно. Альфонсо видел размытые силуэты людей, они быстро менялись, иногда - оказывались слишком близко, порой даже задевали за ноги, а то и за голову. Нет, все-таки, на том жестком диване было в разы лучше! Невольно Ал прижался к теплой груди незнакомца, который с такой осторожностью нес его. Альфонсо до сих пор не знал, зачем он нужен этому человеку. Но одно Ал знал точно: он не хотел, чтобы "мучитель" оставлял его одного. Совсем не хотел. Особенно сейчас.
Дорога оказалось достаточно быстрой. Но нельзя было сказать, что от того она было легкой: даже когда братья покинули вокзал, шумное эхо всё еще безжалостно терзало рассудок Элрика. Возможно, нет, скорее всего, это было от резкого прилива свежего воздуха в мозг. Ведь все эти долгие дни Альфонсо вынужден был вдыхать запах бензина и еще какой-то мерзости. А тут - чистый воздух! Легкие быстро заболели легкой болью, видать, от столь резкой перемены, но Алу было совершенно всё равно: он был в какой-то степени... Рад? Возможно, что-то похожее было.
Они шли по темной и тихой улочке, которую слабо освещал блеклый и одинокий уличный фонарь. Альфонсо, с трудом, но повернул голову направо, чтобы видеть дорогу. Конечно, ее было не разглядеть, но оно было и не важно вовсе. Приятный запах свежих цветов и недавно скошенной травы, тепло от груди и рук "мучителя", тишина, которая подействовала, словно мазь от синяков - всё это разнеслось приятным бальзамом на душу. Словно на каменистую, покрытую трещинами пустынную дорожку вылили ведро воды, настолько было хорошо и безмятежно сейчас. Почему-то, Альфонсо был уверен, что и с братиком всё хорошо: будто вот-вот, и Ал увидит его! Слабая надежда, а сколько радости в душе!
Альфонсо повернул голову к незнакомцу - может, самое время наконец узнать, кто же это? Но Ал видел лишь его подбородок. Как не крути: не судьба узнать это именно сейчас. Хотя. Кажись, этот человек поворачивает голову куда-то, авось, можно будет увидеть его глаза? Ну нет. Альфонсо мигом опустил взгляд, лишь бы не видеть черт лица "мучителя". Хорошее настроение - это чудесно, но Ал всё еще боялся этого человека. Так что видеть его лицо - это излишне.
На удивление, и к гостинце они подошли довольно быстро. Ал понимал, что они заходят куда-то. Судя по всему, в какой-то дом. Наверное, это дом этого человека?.. Как знать! Как бы то ни было, Альфонсо сжался, словно испуганный котенок: тут было излишне много света (они шли по коридору), да и пахло уже не природой, а каким-то железом. Желание прижиматься к "доброму дяденьке" вмиг пропало и Альфонсо, ну как мог в данной ситуации, отстранился от теплой груди человека. И так оно было до тех пор, пока они не зашли в сам номер. Что уж тут сказать? Тут было темно, что, в принципе, логично. Эдвард переступил порог номера и дверь за ним со скрипом и грохотом захлопнулась. Альфонсо перестал дышать на какое-то время - настолько был испуган сейчас. Казалось, он даже слышит, как дышит незнакомец. Тяжело и отрывисто. Страшно. Как никогда ранее. Ал, как казалось, сжался еще сильнее, всматриваясь в темноту испуганными глазами - он не знал, куда смотрит, но без сомнений, на деле, его взгляд был направлен прямо на братика.

Вообще, Ал всегда любил наводить панику без повода: вот всегда так было. Поэтому, не удивительно, что и сейчас он умудрился за минуту-две, пока Эдвард нес его в комнату, надумать самых страшных версий того, что же произойдет дальше. Ах, сколько трагизма в них было! Но ни процентик не оправдался: напротив! Альфонсо даже запаниковать по третьему кругу не успел, как вдруг оказался в теплой постели. По телу пробежала неприятная дрожь, а глаза жутко заболели. Но не от того, что Элрику захотелось спать. Нет, просто его тельце, судя по всему, очень любило болеть по поводу и без от малейших перемен в обстановке. Видать, тут сказалась резкая смена яркого света и кромешной темноты.
Сейчас ничего не было видно и Альфонсо понятия не имел, где же Эдвард (а тот уже и ушел из комнаты). Ал старался дышать как можно тише: неподалеку слышался какой-то шум. Пожалуй, слишком тихий и отдаленный, но это был единственный источник звука... Хотя, нет! Вон, за окном залаяла собака. Затем послышалась чья-та ругань. Еще шум... Теперь, из-за этого, разобрать какие-либо звуки здесь было практически нереально. Тем более, что сердце начало вдруг колотиться. А еще и мысли эти, не самые радужные, надо бы сказать, тоже дело свое делали. Отчего-то, страх не проходил. Такая тихая и почти не ощутимая паника: словно пантера, тихо и незаметно крадущаяся мимо растений, чтобы, когда наступит время, вцепиться жертве в глотку. Что будет, когда это произойдет? Вряд ли что-то существенное: по крайней мере, Эдвард уж точно этого не заметит.
И сдерживать дыхание слишком долго не получилось: совсем скоро Элрик сорвался на обрывистый и шумный вдох и выдох. С явной опаской он старался успокоить себя, мол, раз раньше больно не делал, то и сейчас ничего не сделает, верно?.. Ох, какая же слабая отмазка! И не подействовала ни черта.
И тут случилось нечто почти невозможное и, одновременно, невообразимо глупое: Альфонсо допустил мысль о том, что его братика уже убили. Сердце екнуло, а в голове пробежал просто целый табун "Нет", заправленный в формулу геометрической прогрессии.
Этого же не может быть... Зачем тогда его живым держат? Ведь в этом нет смысла!
Логичные мысли, но они не действовали. Альфонсо метался между "Это всё не правда" и "Почему я тогда до сих пор его не видел?". Метался. Когда мысли перескакивали на второй вариант, Ал усердно пытался переключиться на что-то иное: на поездку, вспомнить, что же произошло раньше, черт, что угодно, лишь бы не думать об этом!
И тут вернулся он. Дверь открылась и у Ала перехватило дыхание от ужаса. Слабый свет с улицы освещал силуэт вошедшего: это был огромный и мощный человек. Его шаги были такими тяжелыми, что Альфонсо затаил дыхание от шока - каким же весом надо обладать, чтобы так громко ходить!
Но незнакомец не обращал на Альфонсо никакого внимания. На момент, Ал даже подумал, что о нем забыли. Разумеется, это было бы прекрасно, но... Это не могло было быть правдой.
Эдвард копошился в своем чемодане, чтобы не помереть с голоду, а Элрик вновь и вновь прокручивал в голове все виды орудий пыток, какие он только знал. Алхимик младший уже давно покрылся холодной испариной, а сейчас и вовсе начал дрожать. Вероятно, организм Элрика счет такую сильную дрожь за движение, и в наказание заставил мышцы - плечевые и спинные - побаливать, как после часовой тренировки.
И тут Эдвард поднялся, оказавшись очень и очень близко с кроватью. Альфонсо с ужасом смотрел на его застывшую фигуру - почему он ничего не делает, почему он просто стоит?.. Думает, как лучше убить или еще что?..
Но ни то, ни другое. Эдвард вдруг завалился на кровать. Право, Альфонсо бы точно сейчас взвизгнул от страха, будь у него такая возможность! Эд тихо и мирно засопел, а Ал сжался, словно выжатая половая тряпка. Он вслушивался в дыхание брата, осторожно и с опаской наблюдая за каждым его движением. Разумеется, Эдвард не двигался: он ведь устал и сейчас спал без задних ног. Но лунный свет сыграл свое дело: своими лучами он резво и весело вырисовывал тени на силуэте алхимика старшего. И Алу было этого достаточно, чтобы подумать, что его "мучитель" двигается.
Нет, Альфонсо сегодня точно не уснет. Во-первых, он выспался в поезде. А во-вторых: это так опасно! Стоит закрыть глаза - и этот человек тут же воткнет нож в глотку! И не важно, что до этого он даже не ударил! Он - страшный и злой, и он точно сделал больно братику!
Альфонсо точно знал это. Так подсказывал его животный страх в совокупности с бурной детской фантазией.
[offtop]Примечание от Истины:

[/offtop]

Да, Элрик был напуган. До безумия испуганный, он остался один на один со своим мыслями, прямо рядом с тем, кого он и боялся. Эдвард давно уже преспокойно сопел, а Альфонсо никак не мог успокоиться. Он понятия не имел, что ему делать, о чем думать: ведь он даже не знал, что происходит. И самое обидное, что никто не мог дать ответ на этот вопрос. Ведь единственный человек, который обращал на Альфонсо хоть какое-то (еще какое!) внимание - это Эд. Но для Ала братец сейчас был этаким монстром, который вот-вот сожрет его заживо. И это чудовище было совсем рядом - вон, Альфу повезло видеть его. Долгие и долгие минуты Альфонсо смотрел как переливается лунный свет на его теле, смотрел, как медленно поднимается и опускается его грудь, как еле заметно дрожат его веки. Но разве это могло чем-то помочь ему?.. Тело всё еще практически не слушалось. Максимум, что мог сделать Элрик - так это повернуть голову влево-вправо. Да и то: как медленно и как слабо. Авось, даже незаметно было!
Ночь обещала быть долгой. Ведь Альфонсо точно знал: он не позволит себе уснуть. Впрочем, такие обещания были излишни. Даже при большом желании, Ал не смог бы сомкнуть глаз. Слишком долго он спал сегодня. И это хорошо: нельзя засыпать, когда совсем рядом ОН. Конечно, он был рядом и в поезде... Но это совсем иное! Разумеется, в чем именно разница, Элрик сказать не мог.
Но тут произошло нечто. Да, прямо-таки нечто! Элрик замер, прищурившись: он точно видел, как Эдвард сделал какое-то резкое движение рукой. Обычно, так во сне не делают же, да?.. Конечно. Эд проснулся и Ал совершенно точно понял это. А уж когда он начал говорить...
Но... Что он говорит?
Альфонсо не особо вслушивался в его речь: слишком бушевали и кричали мысли в голове. Но он точно уловил то, что этот человек назвал его фамилию. Причем, в таком контексте, будто это и его фамилия тоже.
"Что он такое говорит... Причем тут это?.. Почему он говорит так? И почему его голос мне знаком... Еще в поезде я понял, что слышал его раньше. Чёрт... И почему я один тут? Где же братик?"
Свет ложился крайне неровно: когда Эдвард поднялся с кровати, Элрик уже не видел, что он делает. Свет падал слабо в том месте, где стоял Элрик старший. Да и Альфонсо не мог повернуть голову еще сильнее: мышцы и без того болезненно ныли. Не хотелось бы сломать себе шею... Какая глупая смерть была бы!
Внезапно в глаза Элрика ударил яркий синеватый свет: Ал никогда бы не спутал этот свет ни с чем другим. Это была реакция на алхимическое преобразования!
Как тогда... Последнее, что Элрик помнил: много, очень много фиолетового света вокруг. Прямо в глаза бьет... А потом пустота. Давящая в голову бесконечная тень.
Альфонсо даже не моргал, пока свет нещадно бил по его слабому зрению. Он помнил, вспоминал... Они... Это была не очередная практика! Это было нечто очень важное! Только что?..
Но свет внезапно погас. И Элрик будто пришел в себя. Часто-часто заморгав, он осторожно повернул голову в сторону "спасителя". Судя по шуму от его шагов, он сейчас уходил куда-то.
- Не скучай тут без меня. Я ненадолго! -
"Он - алхимик, да... - запоздало отметил Элрик, подняв взгляд на темный потолок, - Почему он так обращается со мной? Будто мы знакомы... Даже больше. Знакомый бы так не поступал... Еще и фамилия..."
Ал задержал дыхание, в его голову пришла очередная безумная мысль: а что, если это их с Эдом старший брат? Мало ли! Ну вдруг... Ведь всё сходится! Схожий голос, фамилия, плюс ко всему, он зачем-то спасает его!
Но даже Альфонсо понял, насколько это безумно. Мама бы сказала, будь у них братец. Верно же? Верно. Значит, не то. Но... Это была единственная логическая версия! Хотя, не очень-то и логичная: скорее, чересчур надуманная. Нет обоснований.
И это было плохо. У Альфонсо не было предположений по этому счету и он боялся этого еще сильнее, чем самого Эдварда.
Но кто бы мог подумать, что столь кроткие мысли могут занять столько времени?.. Прошло минут десять, не меньше. И Эдвард вернулся. Альфонсо услышал, как открывается дверь. Правда... Она так быстро закрылась. И Эд появился в комнате почти моментально. И тут-то Элрик окончательно разубедился во всех своих смехотворных версиях: они не могли были быть правдой.
- Брат, ты есть не хочешь?
Но тут-то сердце вновь застучало, как птаха в клетке.
К чему это?.. Почему он называет Ала братом?
Ведь не может же быть... Черт, тут всего два варианта! Либо безумная версия Ала верна, либо он уже слетел с катушек. И, отчего-то, второй вариант был гораздо правдоподобней!
Элрик был обескуражен. Сбит с толку. Растоптан версиями и доводами. Он не знал, что происходит и его мозг буквально кипел от напряжения.
Правда вот живот алхимика, видать, был слишком далек от всего этого: ведь, поняв, что где-то неподалеку есть еда, он лишь недовольно заурчал, скромно напоминая о себе.
Но это было странно: интересно, на что рассчитывал Эдвард? Что Альфонсо сейчас заорет "Да, умираю от голода!", выхватит у него бутер и за один прикус его схомячит? Едва ли. Даже, если бы Ал и хотел есть (Элрик хотел, конечно, безумно хотел, но старательно внушал себе, что ему кажется, что он голоден, не более того), он бы не смог никак это показать. Разумеется, живот сделал это за Альфа: рычал не хуже бешеной кошки. На что Элрик, стало быть, немного разозлился: ему было не до этого! Даже более того: при одной только мысли о еде, становилось дурно. Так плохо, будто Альфонсо только-только переел. Плюс. горло начинало ужасно болеть... Жечь. Но главная причина, всё же, заключалась в Эдварде: теперь, когда на Альфонсо обрушился такой поток недоумений, он уж точно не будет идти с Эдвардом на контакт. По крайней мере, до тех пор, пока не поймет, в чем дело.
Хотя, что греха таить, есть хотелось просто безумно. Но Элрик очень старался не показывать этого и смело лгать самому себе. Право, если бы не живот, может быть, ложь бы и прошла успешно.
[offtop]Примечание от Истины:

[/offtop]

Альфонсо никогда не умел притворяться. По этой причине, даже в школе его никогда не брали в школьные сценки: совершенно не умел он вживаться в роль. Сейчас Ал был в ужасном состоянии. Пожалуй, хуже некуда: одни кости, да кожа. Живое анатомическое пособие. Здоровье было того хуже: по ощущением, Элрик сейчас был словно болен какой-то смертельной болячкой. Но самое страшное было то, что Альф испытывал чрезмерно много ярких эмоций. Тем более - отрицательных. Слишком много страха и паники за столько-то дней.
И сейчас вновь эмоции, эмоции, эти чертовы эмоции. От страха до желания рыдать от осознания собственной беспомощности. И действительно: Элрик сейчас был слабее новорожденной мыши. И он совершенно не мог контролировать себя: ни тело, ни свои мысли. Всё словно делалось за него самого. Как сейчас: организм, вновь начхав на волю Элрика, поступил по своему. Потребовал еды! Как подло, ох уж эти физиологические потребности... Оставалось лишь надеяться, что Эдвард не услышит.
Пожалуй, впервые за столько дней Элрик почувствовал, что ему стало невероятно жарко: одеяльце было тяжелым и очень теплым. Альфонсо буквально ощущал, как оно давит на его грудь, как из-за него становится тяжело дышать. Ал сделал один глубокий вздох, искоса взглянув на Эда. А тот, видать, услышал голодные призывы Элрика младщего. Ал замер, наблюдая за ним - черт его знает, что этот маньяк удумал!
Он шел так быстро! Так стремительно! Черт, с каждым его шумным шагом Элрик сжимался сильнее и сильнее!
И тут послышался резкий удар. Альфонсо на секунду зажмурился - столь резкий шум был непривычен!
Всего секунда - подумаешь! - но в следующий же миг произошло нечто более ужасное. Ал с ужасом осознал, что нечто тяжелое свалилось рядом с ним - сердце Элрика чуть ли не остановилось от испуга. Альфонсо весьма резко распахнул глаза - и что же? Прямо над ним был этот чертов маньячина! Ал потерял возможность дышать - и скоропостижно опустил глаза. Да, Элрик увидел лицо Эдварда. Запомнил какие-то детали... В голове начали проявляться воспоминания, мысли, подсказки... Но Ал постарался немедленно выкинуть их из головы - он не должен идти на поводу у своего рассудка, который, кажись, не совсем еще пришел в норму!
- И не надо так на меня смотреть. Ну споткнулся человек, ну упал... Ну не тебя же я изнасилую! То бишь, вообще никого.
В голове Элрика младшего проползли медленные и ленивые мысли из разряда "О чем говорит этот человек?".. И действительно: Альфонсо ожидал, что это чудовище сейчас начнет говорить нечто в своем репертуаре, а он... Черт, он говорит ТАКИЕ слова! Альфонсо еле заметно покраснел от стыда - уф, какие же слова-то неприличные! Надо немедленно выкинуть их из головы. Как и остальные бредовые мысли. Хотя, это сложно: они всё лезли, да лезли, маячили в первом ряду и, хоть Элрик и старался отвлечься на иную тему, он всё равно приходил к изначальному. К этим своим чертовым предположениям!
"Что?.." Видать, Альфонсо слишком сильно задумался. Он даже понять не успел, когда Эдвард успел отойти, но... Но теперь Ал точно ощущал, что перед его лицом маячит нечто весьма вкусное и съедобное. Ох, стоило лишь почувствовать запах еды - как живот вновь жалобно зарычал. Но... Элрик осторожно посмотрел в сторону - и увидел, что рядом с ним сидит Эдвард.
В таком случае, нет. Альфонсо скоропостижно посмотрел вперед. Хотя, зря... Ведь там была еда, о, еда... Как же хотелось съесть, сейчас же съесть! Живот безумно болел от голода, но Элрик был непреклонен. Лучше умрет с голоду, чем будет есть ЕГО еду!
Это было сложно. Преодолев все мыслимые и немыслимые эмоции, Альфонсо повернул голову в сторону - чтобы не смотреть ни на еду, ни на брата. О, как же тяжело было это сделать! И не потому что мышцы болели, а потому что неимоверно сложно было добровольно отказаться от еды. Особенно, когда так хотелось есть. Очень хотелось. Живот вновь заболел острой болью, отчего Элрик часто-часто задышал. Желудок гудел, рычал, буквально молил о пощаде. И Элрик кое-как справлялся с навязчивым желанием. Оставалось лишь успокаивать себя тем, что даже, если бы это была не ЕГО еда, Ал бы все равно не смог бы ее съесть. Ведь Альфонсо пока мог выполнять лишь минимальные движения. Слишком минимальные, чтобы даже за движения их считать.
[offtop]Примечание от Истины:

[/offtop]

Что же происходит?..
Пожалуй, единственный точно сформулированный вопрос из того необъятного множества «зачем» и «почему» что крутились сейчас в голове алхимика младшего. А вопросов было действительно много: Элрик ведь ни разу не попадал в такие ситуации, ни разу не слышал, чтобы кто-то переживал подобное, и что самое страшное и животрепещущее: сейчас рядом с ним не было братика. Эдвард... Он бы уже придумал, что делать в такой ситуации. Но его тут нет.  Брата рядом не было. Элрик младший изо всех сил отталкивал и забивал другими мыслями самое гнусное предположение по поводу того, что же случилось с Эдом. Но эта мысль... Была в разы сильнее остальных. Проявлялась в самый ненужный момент, заставляя Ала раз за разом прокручивать в голове воспоминания о его последнем прибывании рядом с братиком. Как сейчас.
С одной стороны, Альф в какой-то степени даже успокоился: ведь ему удалось перебороть свое желание поесть. Главное, что это получилось — остальное пустяки! Правда, данная радость довольно быстро улетучилась: ведь живот то и дело начинал болезненно ныть, что было весьма и весьма неприятно. Такое чувство, будто желудок наизнанку выворачивают. Такая неприятная и острая боль — начала появляться часто, пожалуй, с каждым стуком сердца. И каждый раз к горлу подступает тошнотворный ком, от которого начинает голова идти кругом. И вновь и вновь! Альфонсо зажмурился — очень больно, хотелось заныть, закричать, черт, что угодно, лишь бы заглушить эти ощущения! Довольно быстро Элрик ощутил, как его глаза стали мокрыми от слез. Грудь тяжело поднималась и опускалась под неимоверно тяжелым и теплым одеялом. А в голове бардак: месиво из тех плачевных воспоминаний.
Удивительно однако, как же стало тут тихо: ведь Эдвард не издавал ни звука, вероятно, обдумывал что-то. Очень тихо. Слабый и еле различимый шум за окном казался Альфонсо лишь плодом его воображения. Слишком непривычно было слышать тишину именно тут, рядом с ним.
Надо было немедля успокоиться. Сейчас есть дела куда важнее, нежели желание поесть!
«Он... Он так резко перестал говорить — а вдруг... Вдруг он разозлился? Из-за того, что я так... Так вот поступил? Я же раньше так не делал... Вдруг он...»
Элрик совершенно не знал, что ему ожидать от своего спасителя: ведь Альф даже не знал, кто  он. Вдруг, и впрямь разозлится?.. Ведь Ал отказался от его «доброты», что раньше никогда не происходило.
- Бра-ат... -
«Что он такое говорит?.. - Элрик невольно открыл глаза — по левой щеке потекла маленькая дорожка из слез, - Почему опять?.. Это ведь не правда. Мой братик... Эд... Он сейчас... Братик... Почему, прости меня... Почему он так говорит?..»
- А ты... Эээ... Боишься меня?
И сердце вновь болезненно кольнуло — Альфонсо чувствовал, как трясется от невидимого рыдания его маленькая тушка. Нечто похожее Ал чувствовал когда давным-давно братик его очень сильно обидел. Ух, и слез же было... Вот, когда мама начала Альфонсо успокаивать, вот именно это ощущение и было: что слез, вроде бы, и нет, а тело трясется от всхлипов. Вот как сейчас. Только... Проблема иная совсем. И слезы эти были вовсе не из-за боли от голода. Если бы! Нет, было совсем иное — Ал оказался в тупике. Его душу будто порвали на куски, Элрик был загнан в угол и он не знал, что делать и о чем думать. Что же это всё означает... Ал не знал. Единственный, кто мог хоть что-то сказать — это этот человек. Но как сказать, когда, и будет ли это возможно... Вдруг нет и Ала убьют раньше. Или, что еще хуже, он никогда уже не сможет двигаться и говорить. Не хотелось даже думать об этом... Почему же этот человек говорит такую ерунду?.. Почему, зачем? И почему его голос... Нет, просто, зачем он такое говорит?
Альфонсо осторожно повернул голову в сторону своего спасителя: в этот момент он хорошо почувствовал, как же холодно стало его левой щеке. Ведь она была мокрая от слез.
Хоть Ал и посмотрел в сторону брата, увидел он немного — лишь ноги, да живот. Смысл тогда было поворачивать голову?.. Ведь для Альфонсо это было тяжело. Что же, надо делать то, что нужно. Чтобы не зря пропали старания. Пора! Надо увидеть, кто же он.
«Но чем мне это поможет?.. Чем? Даже, если увижу — что изменится?» Разумеется, Альфонсо изо всех сил старался отговорить самого себя от этой затеи: хотя, сам не знал, почему. Что такого он боялся увидеть.
Просто так надо.
Никто же еще не умирал от того, что просто посмотрел на человека, верно?..
Эх, слабое утешение.
Сердце забилось чаще. Куда чаще. И Элрик всё еще дрожал от невидимых всхлипов. Надо просто поднять взгляд — всего-то! - а у Ала уже паника. Вновь слезы на глазах. Но так надо. И, собрав всю волю в кулак, Элрик осторожно поднял взгляд на лицо своего мучителя. В ярком свету было плохо видно, пришлось сильно постараться, чтобы разглядеть получше, но...
«Этого же не может быть...»
Дорожка слез потекла теперь и по правой щеке. Внутри Альфонсо всё сжалось. Теперь он больше ничего не понимал. Хотелось закричать, ударить себя чем-то по голове, что угодно, лишь бы очнуться! Но как назло, Альфонсо прекрасно осознавал, что всё это — реальность. Хотя, черт подери, так не хотелось признавать это...
Ведь этот маньяк — он был похож на Эда.. Один в один. И это были вовсе не галлюцинации из-за тоски по брату. Это была реальность. Невозможная явь. Такая болезненная и давящая. Как же не хотелось ее принимать! Было лишь желание вновь спрятать глаза, зарыть себя в мнимых оправданиях и вновь грезить о безопасности брата. Но уже невозможно. Взгляд так и зацепился за его лицо. Слезы набегали и набегали: внутри Ал чувствовал, насколько же он беспомощен. И физически и морально: его логику, реальность, жизнь — всё порвали на кусочки, выдав блюдце с некой альтернативой, где не было и доли от прежней жизни. Всё это было так смешно... И так больно одновременно.
[offtop]Примечание от Истины:

[/offtop]

Надо сказать, что прошедшие пять дней мало чем отличались от тех злополучных трех кругов Ада в поезде. Хотя, казалось бы: Альфонсо уже полностью пришел в себя и вернул контроль над собственными мыслями — вроде, всё должно было быть куда лучше! Ан нет. Не будет преувеличением сказать, что прошедшие дни оказались куда хуже. И самое смешное, из-за чего же?.. Просто из-за того, что Ал переборол и переступил через себя — казалось бы, сделал благое дело — а оно вот как получилось. Лучше бы не делал этого. Хотя... Скорее всего, от такой правды не уйдешь. Тем более, когда эта «правда» всюду носится, говорит и ухаживает за тобой.
Сегодняшний день был практически идентичен предыдущему. Можно сказать, это были пять нудных дней сурка. Многие люди на стену лезть готовы от такого — скучно же! - ну, а вот Алу было как-то всё равно. После того, что произошло, Ал еще много чего себе надумал. И впал в новую, самую настоящую апатию. Прямо как тогда — когда только-только очнулся после Врат. Вообще, Альфонсо мало изменился с того момента. Даже вот — физическое состояние не изменилось. Разве что, Ал стал менее болезненным на вид. Но что касается более важных деталей — таких, как способность двигаться, например — Ал не изменился. Он всё еще не мог шевелиться, ограничиваясь лишь способностью вертеть головой по сторонам. И дело тут было вовсе не из-за того, что Элрик пережил многолетнюю «кому». Конечно, это тоже дело свое сыграло, но основная проблема была в том, что Альф сам не горел желанием вставать на ноги. Смысл?.. Реальности — той, к которой Элрик привык — больше не было. Хоть как-то присматриваться к новой?.. Нет, ни за что.
Уже был вечер. Элрик, как и всегда, лежал под одеяльцем, бездумно всматриваясь в серый потолок. Так он проводил всё свое время. Если бы не братец, который хоть как-то тормошил Альфа, то, кажись, алхимик младший уже давно бы сросся с этой мягенькой постелью.
Альфонсо был всего лишь ребенком, которому было не под силу принять столько потрясений сразу. Вероятно, Эд бы справился, попади он в такую ситуацию, но Альфонсо был не он. Сейчас Ал был лишь упрямым и плаксивым ребенком, который, несмотря на скуку и внутреннюю обиду на самого себя, совершенно ничего не делал для того, чтобы хоть как-то изменить свое положение.
Ведь он всё еще не мог никак отойти от той весточки, что так нежданно нагрянула на него пять дней назад. Этот человек, что был всё это время рядом с ним — Эд?.. Похож же. Но нет. Это всего лишь похожий человек, которого зовут Эд — и никак иначе! Хотелось верить в это. Очень хотелось! Но почему же рядом с ним становилось так тепло и хорошо? А когда он уходил — столь одиноко и грустно?..
Он же незнакомый человек. Незнакомый. Какой парадокс. И это вводило Элрика младшего во внутренний ступор.
Вновь собаки лают за окном: привычно. Серый и грязный потолок — Альфонсо уже долго смотрел на него. Очень долго. С того самого момента, как ушел Эдвард. Конечно же, Альф не знал, куда он делся. Ведь Эд редко когда говорил, куда он уходит. Вероятно, не видел смысла в этом. Альфонсо ощущал пустоту. Он ощущал ее практически всегда, но сейчас она была еще и болезненной: одиночество всегда пугало Элрика. Рядом не было Эда — пусть и незнакомого человека — но, всё-таки, Эда. Куда он ушел?.. И вернется ли?..
Вернется ли...
Как же не хочется думать об этом. Элрик, нехотя, повернул голову к стенке — такая же серая и мрачная, как и этот чертов потолок. Этот давящий серый цвет наводил такой холод и опаску, что хотелось закрыть глаза и никогда их больше не открывать. Альфонсо, стремясь к этому, подолгу спал в последнее время. Хоть на немножко уйти из этой... Исковерканной реальности. Только вот сейчас — этим вечером — сил на сон уже не было. Какой там — спать перед этим часиков двенадцать?
«Что?..» Элрик редко когда отвлекался на что-то, кроме своих мыслей. Разве что на Эда, да и то не всегда... Но сейчас что-то смогло выдернуть его из нелепой апатии. И раз смогло: это нечто было чем-то существенным.
Альфонсо, с бледной маской интереса, посмотрел в сторону того, что отвлекло его от мыслей. И что это вообще было? Для простого человека — просто смехотворное «нечто», но для Альфа — просто невозможное чудо. А дело было в том, что Альфонсо точно-точно почувствовал, что он только что смог пошевелить рукой. Совершенно точно почувствовал! Это ведь ни с чем не перепутаешь.
А то Альфонсо уже и вовсе боялся забыть, какого это...
Ал внимательно посмотрел на свою левую руку. Хотя, это довольно глупо — смысл? - будто он думал, что сейчас рука скажет ему, что она пришла дать пощечину за такое халатное отношение к самому себе. Нет. Она лежала всё тем же мертвым грузом, каким она была и до этого. Но... Ведь показаться же не могло?..
То, что этот «Эд»  - братик — показать могло. Мало ли! Но такие ощущения казаться не могут. Определенно.
Альфонсо немного напрягся — как заставить свою руку двигаться?.. Он не знал, что для этого нужно делать, ведь это происходит автоматически, стоит лишь захотеть.
Захотеть. Альф задержал дыхание и «захотел», чтобы рука произвела движение. Глупо и зря: ничего не произошло.
«А может и показалось...» В этой унылой комнате что угодно показаться может: настолько она была угнетающей. Особенно сейчас, когда братец, кажись, забыл закрыть окно: весь левый бок обдувал довольно холодный и настойчивый ветер. Так что тут невозможно утверждать что-либо точно.
«Плохо... Опять кажется всё.» Ничего не оставалось делать, кроме как вернуться к столь интересному рассматриванию потолка: Альфонсо уже давно высмотрел во всех этих грязных пятнах какие-то образы и лица. Давно уже и пересчитал их. Делать было совсем нечего. Кругозор Альфонсо был существенно ограничен: сверху потолок, справа — стена, слева — стол или комод, не разобрать.
Скучно, из-за чего волей-неволей впадаешь в безумную апатию, где надумываешь себе невесть что.
Но, даже не смотря на это, Элрик ни в какую не собирался «оживать» и становится частью реальности. Ни за что. Там было страшно. Страшно из-за того, что ничего не ясно.
[offtop]Примечание от Истины:

[/offtop]

Выбор действий был не слишком велик: либо с унылым интересом разглядывать стенки, либо спать. Подумать только, что за жалкое существования! Кажись, у хомячка жизнь и то более насыщена. Такой маленький выбор — а из-за того, что Эдварда рядом не было, стало совсем уж скучно — так что Элрик начал было впадать в сон. Глаза характерно защипали, заболели, веки каменным грузом начали опускаться вниз, а голова соображала всё хуже и хуже... Постепенно,  столь неприятный и тяжелый эмоциональный груз в виде бесконечных раздумий по поводу Эда, начал растворяться в дымке бессвязных слов, услышанных за день. И несмотря на то, что, казалось бы, мозг начал отдыхать, Альф изрядно огорчился: ведь они — эти дурные мысли и воспоминания  - да, они сейчас пропадут, сбегут, дав возможность отдохнуть, но зато потом, стоит только Элрику открыть глаза, как они набросятся на его здравый смысл в тройном объеме, будто желая непременно что-то сказать и объяснить. «Нельзя мне спать сейчас. Хватит уже. Сколько времени прошло? А я ничего еще не узнал! Надо собраться, пора уже что-то делать, вот ОН бы... » Мысли алхимика резко оборвались, а на их место вступили бессюжетные воспоминания о брате из «недалекого» прошлого: как Эд научил его делать первую более менее серьезную алхимическую реакцию — красивая бумажная фигурка получилась!, затем, как Эд сказал, что это он разбил вазу, хотя на деле, это Ал неуклюже развернулся возле старенького комода, а потом, как они вместе долго-долго проходили обучение, чтобы вернуть к жизни... Нет, хватит! Альф встряхнул головой (насколько смог), чтобы избавиться от болезненных, но столь приятных воспоминаний, как вдруг хлопнула дверь. Элрик еще не успел отойти от раздумий, так что он непроизвольно дернулся от столь резкого звука. Испуг длился ровно секунду, после чего Альфонсо успокоился - он ведь знал, что это пришел Эд. Странный человек, похожий на его брата, а еще он зачем-то помогает ему. Ал не знал, зачем и это терзало его не меньше, чем опасения по поводу братика.
Этот самый Эд начал делать то, что и обычно: говорить, что из продуктов он купил поесть на сегодня. Элрик повернул голову к нему, хоть эта информация была ему не очень-то и интересна - Ал плохо чувствовал вкус еды, для него она вся была словно мыло. То бишь: на запах очень даже, а вот на вкус - отвратительно (был у Ала в детстве опыт поедания мыла). Когда господин вытащил из пакета молоко, Альф невольно улыбнулся (слабенькая, вряд ли заметная другому человеку улыбка) - братик ведь терпеть не мог этот продукт. Казалось бы, вновь вспомнил о брате - но на этот раз, Элрику было хорошо. Приятные воспоминания, хорошие мысли и полное удовлетворение. Странно, но рядом с Эдом воспоминания о братике не вызывали ни тени боли и паники, которая присуще мыслям Альфа, когда он остается один. «Странный всё же человек этот Эд...» Альфонсо, не убирая с лица измученной улыбки, поднял любопытные глаза на братца: ведь тот начал самое интересное - говорить о погоде! Элрик обожал эту часть. Поэтому, и сейчас он с живым интересом вслушивался в каждое его слово. Он говорит - а перед глазами алхимика приятные мысли и образы. Лето, птички, речка неподалеку от дома... Здорово! Альф поднял глаза на потолок, где эти причудливые узоры в миг приняли более лицеприятный облик: теперь они предстали в образе бесконечно длинных веток и травинок, которые с непредельной частотой путаются друг с другом, пересекают всю вершину, и, в конце концов, упираются в серую стенку, словно в перевернутый горизонт. Пожалуй, никогда еще за эту неделю Альф не был в более радостном настроении. Омрачала картину лишь одна мелочь: рассказ Эда закончился очень быстро, из-за чего Элрик перестал улыбаться и, сперва было, даже посмотрел на брата с недоумением во взгляде, как бы спрашивая «И это всё?». Вероятно, это было и впрямь всё: потому как братец совершенно точно прекратил рассказ, сев рядом с Альфом. Тут-то Элрик, нехотя, но напрягся, вновь подняв взгляд на потолок, на котором деверья и травинки уже успели пропасть, оставив привычные размытые пятна. Ал не знал точно, что следует после уже привычного рассказа о погоде: всё время Эд поступал по разному, поэтому сейчас Альф был немного напряжен, ожидая его последующих действий.
А они были действительно неожиданные. Сперва Элрик даже не понял, в чем дело. Сперва почувствовалось прикосновение - весьма странное, ведь Эд никогда не трогал его руки, а тут... Но тут по руке Элрика разнесся холод. Словно в каждую вену воткнули вакцину со льдом. Альфонсо заметно дернулся, потянув руку на себя: та поддалась, оказавшись рядом с боком алхимика. Элрик сам не понял, как оно получилось так! Правда, ему было как-то не до этого. Ведь холод с лихвой пробежал по всему тельцу: по спине и рукам, ударив в голову неприятным уколом. Ал зажмурился, сам того не ожидая, сжимая руку в слабенький кулак. Та, по ощущениям, была словно сломана: пальцы сгибались в еле ощутимом хрусте. Но Элрик недоумевал и опасался совсем иного: за что ему сделали больно?.. Эд никогда не делал ему больно. И почему у него такие холодные руки? Нет, конечно, Ал уже давно успел заметить автоброню вместо его правой руки, но ему это казалось лишь плодом собственного воображения, не более того! Тем более, что не так уж и часто Эд демонстрировал свою искусственную руку... Рука Элрика младшего, тем временем, разжалась обратно. Альф открыл глаза. На миг в них было изумление, а потом пришел черед обиды и опаски. Альфонсо повернул голову к Элрику, а «ошпаренную» руку прижал к груди. Та полыхала холодным огнем, но Альф не чувствовал ее. И... Только сейчас осознал, что может ею шевелить? Это было изумление. Шок. Сердце учащенно забилось и Альф, не отрывая взгляда от брата (чтобы делать вид, что ему безразлично на его конечность), попробовал еле заметно двинуть рукой чуточку влево - и получилось! Стало тяжело дышать, голова заболела жарким огнем и Элрик, не удержавшись, посмотрел на свою руку. Получилось! Получилось! Альф был рад - и, может быть, это было заметно. Теперь, в какой-то степени, Ал был даже благодарен Эдварду за своеобразную помощь! «Какой же он умный! Наконец... Наконец я смог! Я так боялся... Так боялся... Что уже навсегда буду жить... Так!» Радость была просто необъятной. А когда ты рад - хочется делиться радостью с другими. Альфонсо, задыхаясь от учащенного дыхания, посмотрел на брата, улыбнувшись ему искренней и благодарной улыбкой. Эта улыбка не была вымученной и незаметной: она была настоящая, это была милая и невинная улыбка Элрика младшего, которая может быть только у него.

Альфонсо был невероятно воодушевлен таким прорывом. Вероятно, и не только он: Эд улыбнулся ему в ответ. Альф с каким-то детским интересом наблюдал за ним - так, словно хотел узнать, сколько зубов виднеется у Эдварда, когда он улыбается. Но, на самом деле, Альфонсо был просто немного поражен, с какой же скоростью меняется выражение лица и настроение Эда: вон, еще секунд пять назад он был напряжен, немного испуган, а в его взгляде была толика вины. Теперь же Эд улыбался мягкой и, как казалось Алу, немного измученной улыбкой. Какой же он странный, всё-таки!
Дальше наступила минутка тишины. Это такая минутка, когда Эдвард вдруг замолкает и в комнате становится настолько тихо, что до ушей Альфа начинает доноситься отрывистый шум с улицы. Ал не очень любил такие моменты: потому как, ему в какой-то степени было стыдно за то, что он даже не может подсобить Эду, чтобы удержать диалог на плаву. И сейчас, почувствовав небольшую вину за свое беспомощное положение, да и испугавшись встретиться взглядом с братом, Ал поспешил посмотреть в сторону, на стенку. Посмотрев на нее, Элрик невольно дрогнул - ему уже было тошно смотреть на это! До чего же она была скучной: серая, с редкими вкраплениями грязи, словно замшелая, она давила на Альфа своим невидимым весом, заставляя того задыхаться от тяжести и духоты своего обличья. В такие моменты Элрик всегда начинал горевать по поводу того, что он даже не может посмотреть ни на что иное, кроме как на стенку или потолок. «Вот научусь делать всё самостоятельно - всегда начинал так свои мысли Ал, - вот и будет хорошо, и здорово! Поблагодарю господина Эда и пойду искать братика!» Ал повторял это изо дня в день, каждый раз, когда ему приходилось подолгу цепляться взглядом за стенку, выискивая там хоть какой-нибудь интересный узорчик. Эти мысли всегда действовали как глоток свежего воздуха: чувствуя прилив сил, Альфонсо почти героически переносил свою своеобразную пытку. Правда, почему-то, в этот раз фокус не задался: вместо воодушевления, Элрик почувствовал горечь и разочарование. «Сколько можно! Да, может быть, братику плохо сейчас, а я тут валяюсь и ничего не делаю! - с досадой начал размышлять русик, подняв усталый взгляд на потолок, - сколько уже можно?.. Когда это всё пройдет? Я чувствую, что начинаю сходить с ума: вчера мне по-правде казалось, что я слышал голос брата. Он говорил мне «братик!», но я ведь знаю, что это мне лишь показалось! И я...»
Но мысленному самобичеванию не суждено было быть законченным. Внезапно, вместо потолка, Альф увидел лицо господина Эдварда - Элрик младший невольно вздрогнул, тут же постыдившись своей пугливости. Но, но... Но это было неожиданно! Слегка смутившись - Альф никогда не любил, когда на него обрушивался такой испытывающий взгляд - Элрик покосил взгляд в сторону, на старенький комод, который стоял рядом с кроватью, он был весь обставлен книгами и еще какими-то вещами. Чтобы отвлечься и постараться не обращать никакого внимания на то, что на него сейчас смотрят, Ал принялся считать, сколько бежевых колечек и спиралек виднеются на лаковом покрытии комода: покамест, Элрик насчитал штук пять, не больше.
- А-ал... Не хочешь ли немного прогуляться на свежем воздухе, а?
На миг, Элрик впал в полную дезориентацию, тщетно пытаясь вспомнить: какое число он произнес последним? Шесть или семь? Альфонсо безуспешно пытался поймать взглядом последнюю подсчитанную узорчатую спиральку, но все закорючки вдруг смешались в одну бесформенную кашу и Альфу не оставалось ничего, кроме как принять свое поражение и, теперь-таки, принять во внимание то, что ему только что сказали.
«Прогуляться? -» повторил в мыслях Альф, явно не в силах сообразить значение этого слова. Находясь в чистом недоумении, Альфонсо посмотрел на брата - в его чистые и добрые глаза. Вдруг, его фраза резко запылала жаром в голове алхимика и, теперь-таки, до него дошло, что же он имел ввиду!
Сердце Альфа учащено забилось, словно перед поединком. Ал резко почувствовал приятный и одурманивающий запах свежескошенной травы, тихо колыхающейся после мелкого дождика. Но этот запах - он был из закоулков воспоминаний - а как хотелось вновь почувствовать его наяву! Опьяненный желанием выбраться из этой душной и тесной клетки, Альф без раздумий кивнул головой, мягко улыбнувшись. Наконец уйти отсюда - на улицу - что может быть лучше! Ал был в восторге, он весь дрожал от нетерпения, ему казалось, что вот-вот, и он сам сможет сорваться с места, чтобы пойти самостоятельно!
Но из эйфории Элрика грубо выдернул громкий шум за окном: дернувшись, Ал, как мог, повернул голову к окну, чтобы прислушаться получше. Это был неразборчивый и грубый голос - он срывался и в нем часто слышались плохие словечки, за которые Альфу становилось жутко стыдно. Такие вот шумы были лишь в одно время - ночью. Нахмурившись, Ал поднял взгляд на потолок - немного левее, чем обычно. Горела лампочка. Значит, и впрямь уже ночь? Покосившись на пол - хоть видно было лишь малюсенький кусочек - Ал увидел, как падают ровным светом лунные лучи. И впрямь - ночь уже. И тут-то Альфонсо и загрустил: а что, если Эд передумает? Ночь ведь! По правде сказать, Альфонсо уже и сам был не рад своему согласию: его очень пугали эти всякие ночные шумы и крики. И вот - идти прямо к ним... Было боязно. По спине прошел холодок. Как же хотелось подышать свежим воздухом, увидеть хоть что-то кроме этой комнаты! Очень хотелось: но Элрик понимал, что это очень опасно. Но как хотелось, как! Так и не сумев решить, каков окончательный вывод: «Я хочу погулять, наконец!» или «Там опасно», Альф посмотрел выжидающим взглядом на братика. Пусть он решает! Как он скажет, так и будет, вот тогда-то и образуется этот сомнительный окончательный вывод.

< Улицы Централа
Управляющий гостиницы встретил Элриков обычной дежурной улыбкой. Его, казалось, совершенно не волновало, что минувшим вечером один выкатил другого на инвалидной коляске, а уже сейчас они оба побитые, измазанные копотью и кровью, и старший тащит младшего на руках. Обыденное дело, подумаешь. Ни слова не сказав, Эд забрал у него ключ от номера и поспешил скрыться в коридоре. Нужная дверь была почти в самом его конце - и ещё хорошо, что по лестнице не придётся подниматься.
- К чёрту всё, - заявил брату Эдвард, отпирая замок. Не то, чтобы его так напрягало молчание, но хотелось хоть на что-то переключить Ала с его болезненных ощущений. - Пока ходить не начнёшь - будем в номере. Я постараюсь надолго не отлучаться.
Внутри было тихо. Отель ведь располагался в привокзальном районе, до Штаба от него далековато. Эд оставил ключи на тумбочке, а сам без лишних задержек прошествовал в комнату. Скорее бы руки освободить. Кроватей здесь было две, Ала сразу бережно сгрузили на ближайшую. Блондин к своему неудовольствию отметил, что тот совсем чумазый. Его хотя бы умыть надо, а потом уже спать укладывать.
- Я сейчас. Не засыпай пока.
Оставив брата с этим предупреждением, Эд направился в ванную. Нужна какая-нибудь ёмкость, чтоб воды в неё набрать. Из зеркала над раковиной на парня глянул неряшливый подросток. Ощущение было такое, словно его поколотили. Ёмкость, пожалуй, подождёт. Волосы местами выбились из косы и неопрятно торчали в стороны - Элрик сразу снял с неё резинку и расплёл длинные пряди. На брови засохла кровь, а ушибленный нос нелепо припух. Под кожей темнел небольшой отёк. Эд не удержался, соорудил скептичное выражение лица и обозвал себя красавчиком. С мылом вымыл руку и протез, вспоминая наставление врача о компрессе. Набрал в пригоршни воды. Умываться было холодно и больно, зато это немного освежило. В спине по-прежнему ломит. Юноша вытерся полотенцем и стащил верх, намереваясь осмотреть себя на наличие синяков. Только было воспрянувшее настроение скатилось куда-то вниз: он даже под одеждой был испачкан сажей. И в таком виде в постель? Блондин утомлённо вздохнул, ощупывая ноющую поясницу. Альфонсо наверняка не лучше выглядит. С отдыхом, чёрт бы его побрал, придётся ещё повременить.
Ал не обрадуется, - мрачно подумал Эд, регулируя воду. То холодная, то горячая - поди улови золотую середину. И смириться бы с этим по устоявшейся привычке, да ведь младший чувствительный. - А мог бы говорить - сам бы меня в душ отправил.
Готово. Эд распрямился, откидывая волосы назад, и покинул ванную комнату. Решить бы ещё точно, что делать с братом. Он ведь сам сидеть не сможет, и за всё время их такого проживания блондин его ни разу нормально не искупал. Чёртов Истина. Не мог вернуть его здоровым?
- Ал? Не уснул ещё?
Эд постарался звучать бодро. Если он покажет младшему, как устал - тот, чего доброго, сам в уныние впадёт. Водить его за нос показной энергичностью было делом привычным.
- Не уснул, - констатировал Элрик, поймав взгляд Альфонсо. Ну, выдохнули. Ни к чему ходить вокруг да около. - Хорошо. Нам нужно искупаться.
"Нам" прозвучало не случайно. Блондин опустился на постель рядом, помог Алу сесть и опереться спиной о стену. И со всей доступной ему невозмутимостью принялся снимать с него футболку. Идея была. Она ему и самому казалась нелепой и диковатой, но ничего другого уставшее сознание сейчас не сгенерировало.
- Придётся вместе, - как можно твёрже сказал Эд. - Ты же сам ни сидеть, ни мыться не сможешь. Да и чего мы там не видели друг у друга... - Последнее было добавлено уже почти как оправдание. Юноша сам давно стесняться брата перестал, но вот вторгаться в его личное пространство каждый раз было неловко. А ведь приходилось, и регулярно: это в обязанности сиделки входило.
С футболкой было покончено. Эд не преминул возможностью бегло осмотреть младшего и постановил видимое отсутствие синяков. Хотя кто их знает - могут ведь и позже проявиться. Парень на это соображение вздохнул и опять уложил Ала на спину. Теперь брюки. От его кукольной податливости иной раз становилось не по себе. Он ведь даже сказать по поводу действий Эда ничего не может. Хотя и без всяких слов по лицу было видно, что его идея восторга не вызывает.
- Не надо на меня так смотреть, - даже как-то виновато буркнул Эдвард, аккуратно снимая с худой ноги штанину. Чтоб коленку не задеть. - Как будто в этом есть что-то страшное. Мы же быстро.
Брюки были отложены в сторону. Эд ласково окрестил себя придурком, поднимаясь на коленях. Расстегнул ремень. Ал так смотрит, будто брат его вознамерился просто и бессовестно облапать. От этого самому стыдно становится, как перед девчонкой.
Вода была тёплая. Вроде бы. Элрик изрядно нервничает, перехватывая Альфонсо удобнее и забираясь через бортик. Это ему температура нравится, Алу ведь она может холодной показаться. Или горячей.
Надо было сначала дать ему её попробовать.
Теперь осторожно сесть. Ванна успела наполниться от силы до половины, так что вода не перельётся. Кожа мурашками покрывается, Эд неосознанно покусывает изнутри нижнюю губу.
И ещё подумать. Найти какой-нибудь тазик или что-то вроде того...
Вытянуть ноги. Придержать Ала, что сидит на дне как раз между ними. И невольно съёжиться, привыкая к контрасту температур. Хорошо, что он не видит лицо младшего. И что он ничего сказать не может, наверное... Тоже чем-то хорошо.
Я идиот.

Отредактировано Эдвард Элрик (Вс, 28 Сен 2014 18:34:34)

Тело пробирает быстрая крупная дрожь. Эд передёрнул плечами, дальше вытягивая ноги. Живые пальцы сами собой сжались. Протез с железным, гулким отзвуком клацнул по днищу ванны. Тепло. Блондин замечает, как мурашками покрылась левая рука. У Ала на спине такие же. На совсем расслабленной спине, согнутой, с чёткими позвонками. Элрик медленно вздохнул. Сложил ладонь лодочкой, зачерпнул воды. Плашмя прижал к коже у самой шеи. Альфонсо не отреагировал. Эд робко свёл рукою вниз и поджал губы. Непонятно. Это же всего лишь Ал, гнать надо всякую скованность. Эдвард и сейчас очень постарался придать лицу невозмутимость - жаль, младший не увидит этого и не оценит. И заставил себя поднять руку, чтобы растереть острое плечо. Сперва чуть вперёд, где ключица, затем назад, затем круговыми движениями у  лопатки. Чутко при этом контролируя силу, чтоб Ала не раскачивало. На влажной коже остаются тёмные разводы - парень только теперь сообразил, что совсем забыл о мыле. Вон оно, приготовленное заранее лежит на углу ванны. Рядом с шампунем... Нет, он точно идиот.
В комнате становится душно. Молчание на нервы действует сильнее самой этой обстановки, да слова не находятся. Мышцы шеи и ключицы брата явственно ощущаются ладонью - Эд переборол желание ляпнуть об этом какую-нибудь глупость. Смывая мыло вспомнил, что ему вообще-то тоже не помешает привести себя в порядок. Ала на всякий случай пришлось обнять автобронёй. Старший понадеялся, что металл достаточно нагрелся от воды. И порадовался своей гибкости: он при желании оказался способен управиться одной рукой. Теперь голова. Альфонсо ненавязчиво заставили поднять лицо к потолку, чтоб в глаза не лезла пена. Ладонь приятно охладило шампунем. В поезде волосы младшего показались ему мягкими - Эд смутно это припомнил. Удивительно. Тогда, наверное, свой эффект оказали усталость и чувство непонятной, пришибленной радости: сейчас русые пряди ощущались жестковатыми и сухими. Что и понятно при такой нехватке витамин. Ал отрешённо смотрит вперёд. Просьбу Эдварда зажмуриться он выполнил сразу, но у того всё равно осталось странное впечатление, будто его не услышали. Убеждая себя в нереальности таких подозрений, он осторожно умыл брату чумазое лицо. Старался не попасть водой в глаза: и так Ал уже натерпелся, ни к чему причинять ему дополнительные неприятности. Теперь можно оставить его в покое на какое-то время и вымыть собственные волосы. Эд уже давно научился управляться с ними левой рукой, так что теперь это проблем не составит. О том, что делать дальше, юноша упорно старался не думать. Он-то, может, и извернётся, чтобы обмыть Альфонсо целиком, но представлять этот процесс не хотелось.
Шампунь наконец был выполоскан из длинных прядей. Эд в нерешительности смотрит на понурые плечи Ала, потом медленно опускает взгляд к пояснице. Сидеть неудобно. Он пробует согнуть ногу, чтобы это хоть чуть-чуть исправить, и тут слышит тихий стон. Точно слышит: с улицы сюда ни звука не проникает, так что ему не чудится.
- Ал?
Это срывается непроизвольно. Конечно Ал, кто же ещё. И голос его. Не иначе как устал всё это терпеть и решил об этом заявить. Ему ведь плохо могло стать в этой парилке... Эд окидывает его ноги торопливым взором. Он уже точно знает, что сейчас будет делать.
- Давай не хнычь. Я уже всё.
Выбраться из ванны было делом несложным. Эд проигнорировал ощущение холодного кафеля под ступнёй, подцепил с крючка полотенце. В комнате уселся на кровать и сразу завернул в него Ала: после прогретой уборной здесь было прохладно. Он ещё что-то возбуждённо борогоздил про "уже всё" и "сейчас поспишь", утирая с податливого тела влагу. Бёдрам и ногам пришлось уделить особое внимание: их ведь не мыли толком, а только окунули в воду. На следующий же день после прибытия в Централ Элрик навскидку набрал брату одежды. Светло-зелёная пижама из той закупки сейчас оказалась очень кстати. Правда, она была немного великовата, но это лучше, чем вообще ничего. Дурацкая ситуация. Белое полотенце сменило цвет на грязно-серый, когда блондин привёл себя в порядок и тоже оделся. Он всё никак не мог успокоиться. Раза три сказал Алу "Не смотри на меня так", совсем невпопад отметил, что на улице вечер, и расстелил соседнюю кровать. Сразу перетащил на неё измученного последними событиями Альфонсо: на прежней одеяло успело влагой пропитаться, пока он возился. Не поленился взбить подушку и проверил, плотно ли накрыл младшего. А то мало ли, какая температура будет ночью. Не хотелось бы, чтоб Ал замёрз.
Всё? Эд примостился на край, утомлённо посматривая на брата. Да, теперь всё. Штаб с его ужасами сейчас уже почти забылся. Впервые за последние восемь дней Альфонсо подал голос - Эдвард этому был страшно рад. Даже несмотря на обстоятельства, при которых это произошло.
- Если завтра хоть чуть-чуть разговоришься - может, не придётся писать, - неожиданно тихо и серьёзно произнёс он, улыбнулся одними глазами. Догадывался, что забегает вперёд, и что вряд ли Ал вот так сразу скажет ему что-то внятное, но не хотел над этим рассуждать.
До наступления темноты ещё несколько часов, но Эд и при своём эмоциональном подъёме понимал: он уснёт совсем быстро. Надо только лечь.
- Ал, слушай... Там одеяло мокрое. - Блондин кивает головой в сторону другой постели. - Я сегодня с тобой лягу, идёт?

Эду опять показалось, будто его не услышали. Брат смотрел точно на него, и взгляд у него был осмысленным – не таким, как тогда, в машине врачей. Однако он не улыбнулся и не кивнул. Не попытался хоть как-нибудь ответить на прозвучавший вопрос. Это необязательно, конечно – Эдвард и без всяких разрешений собирался сдвинуть младшего к стене и залезть к нему под одеяло. Но если б он отреагировал – было бы спокойнее. Эду ведь совсем не нравится, как он медленно моргает и надламывает брови. И что у него вот-вот губы задрожат – это тоже не нравится. И как он с этим выражением отворачивается к тумбочке. На ум приходит вопрос о самочувствии, но тут же проглатывается. И так ведь понятно, что Альфонсо никак от Штаба не отойдёт. Не понятно только, почему.
В сознании проскакивает быстрый импульс: его надо успокоить. Сказать что-нибудь ободряющее, мягким тоном. Ал прислушается. Эд сразу подчинился этой мысли и опёрся на протез, успел немного наклониться вперёд. Он уже видит, как погладит брата по голове и проверит, не отклеился ли пластырь.
И так и замирает в этом положении, остановленный сиплым голосом. Совсем ещё детским.
Вскидывает брови, единожды моргает. Растерянный взор изучает алово лицо. Не показалось? Память подкинула фразу, что Эд озвучил с минуту назад. Уголки губ еле заметно приподнимаются в улыбке: быть может, ему и Алу в самом деле недолго осталось обходиться односторонним монологом? Элрик ещё вдохнул, намереваясь заговорить, но не проронил ни звука. Радость во взгляде сменилась замешательством, и Эд всё-таки подсел поближе.
Мама. Такое простое и мягкое слово. В детстве в него можно было завернуться, как в пуховое одеяло – было бы так же тепло. Но сейчас оно пугает. Оно слишком похоже на призыв о помощи.
Эдвард медленно кладёт ладонь брату на лоб, разглаживает шершавый пластырь большим пальцем. У Альфонсо во время касания дрогнули ресницы. Жара нет. Рука сама забирается выше, в потемневшие влажные пряди. Почему вдруг мама?
-Ал. Хватит.
Он подбирает негромкий, успокаивающий тон, а сам перебирает жёсткие волосы младшего и никак понять не может, в чём же дело. Ведь и раньше замечал, что Ал ведёт себя… Не так. Что он слишком апатичен и порою как-то странно на него посматривает. Но тогда всё оправдывалось новизной: Эдвард от него настоящего слишком отвык, мог что-то не понять или понять неправильно. И спрашивать, в чём дело, бесполезно. Ал не ответит.
Пока что.
И усталая улыбка снова лезет на лицо. Только теперь её не перебивают негативными мыслями: Эд улыбнётся брату, даже если сам запутался.
-Ты совсем уже, что ли? Я же здесь. Прекращай давай.
Он сильно переволновался, вот и всё.
Элрик убирает руку и откидывает покрывало, упирается коленом в кровать. Приподнимает младшего и укладывает почти вплотную к стенке. Поправляет одеяло, чтоб он не прижимался к ней через одну только пижаму. Кровать же узкая, тесно будет. Сейчас вспомнилось, как Ал рассказывал, что Эд, бывает, говорит во сне. Со странной такой улыбкой в голосе рассказывал – Эдварду аж любопытно стало, о чём он там таком болтает. Теперь хотелось верить, что дальше разговоров дело не идёт. И что он не пнёт Ала протезом ненароком.
- Тебе надо поспать. Утром всё пройдёт. – Он звучит негромко и убеждённо – так, чтоб Альфонсо прислушался и сам в это поверил. Устраивается рядом и с досадой отмечает: одежда на нём тонкая. Надо постараться не касаться брата автобронёй.
Ещё не оставляет чувство сдавленной тревоги, поэтому объятие выходит неловким, будто неуверенным. Но приняв удобное положение, Эд наконец позволяет себе расслабиться. Кожей шеи чувствует, что младший не до конца успокоился: больно у него дыхание неровное. Прикрывает глаза и проводит ему ладонью по спине. От плеча к лопатке и обратно.
- Ал… - на улице едва свечерело, но для них двоих этот сумбурный день, наконец, закончился. Короткий вздох, и Эдвард куда-то в русые волосы заканчивает фразу: - Спокойной ночи.

Отредактировано Эдвард Элрик (Вс, 26 Окт 2014 13:35:21)

В номере полыхнуло вспышкой – быстрой и неожиданной, резанувшей по глазам. Сразу за ней откуда-то высоко сверху гулко разнёсся гром. Это всё Эд отмечал уже осознанно. Левую ногу сдавило эфемерными тисками, сильно сдавило – будто вот-вот под треск собственных костей конечность просто сплющит. Элрик рвано вдыхает ртом и откидывает одеяло. Их уже давно нет, но он поклясться может: пальцы непроизвольно подрагивают от боли. Он садится и опирается на руку, смотрит на недвижный механический протез, но ощущения не уходят.
Таблетку.
В окна лупит косым ливнем – осень проявляет себя во всей красе. Эдвард и не замечает, какой в гостинице холодный пол, когда касается его живой ступнёй. Не издаёт ни звука, когда поднимается – хоть нога и реагирует на это электрическими разрядами в несуществующих мышцах. Чемодан стоит на полу у соседней кровати. Эд проклинает свою неосмотрительность и делает один шаг, потом не выдерживает и плавно оседает на пол. В глазах пляшут чёрные мушки. Слишком больно. Он знает, что это неправда, и что автоброня на самом деле выдержит, но собственные ощущения убеждают: если попытается опереться на неё – просто рухнет.
Проклятье...
Элрик смотрит на железное колено с отчаянной злобой и тихо шипит. Его почти не слышно на фоне грозы. Пол деревянный, но гладкий – Эд не получит ни единой занозы, пока ползёт по нему к заветному предмету. Это сложно, но недолго, и вскоре он протезом перехватывает чемодан, а живой рукой пытается открыть защёлки. Получается с трудом – пальцы сейчас еле слушаются. В комнате на секунду светлеет от очередной молнии.
Быстрее.
Плевать, что будет беспорядок – Эд торопливо перебирает вещи, отбрасывает на пол подвернувшуюся упаковку бинтов, смахивает испарину со лба и ощущает, как мышцы ниже колена сводит судорогой. Шуметь нельзя – приходится только крепче зубы стиснуть и слушать своё неровное дыхание. Пальцы нащупали продолговатый стеклянный пузырёк.
Нашёл.
Маленькую крышечку не церемонясь содрали с горлышка. На ладонь высыпалось две таблетки – маленькие и плоские, белого цвета. Эд слизнул одну и сразу раскусил. Вкус у неё отвратный. Горький и какой-то приторный, от него рот заполняется сладковатой слюной. Элрик жмурится и сглатывает, запихивает вторую таблетку обратно и надевает крышку на место. Много принимать нельзя, иначе ещё от них намучаешься. На улице опять загрохотало – Эдвард уже не обратил внимания. Опёрся спиной о кровать и бросил пузырёк на вещи, подтянул протез к груди. Он видит его прямо перед собой: механическое колено, согнутое, и даже обнимает его рукой, а ощущения такие, будто нога до сих пор распрямлена, будто её тянет, выкручивает и перехватывает икру повторной судорогой. Хоть возьми и завой – лишь бы прошло. Лицо полыхает жаром. Эд прижимается лбом к холодному своду автопротеза и так и замирает. В раскрытых глазах подрагивает широкий зрачок. Теперь только ждать. Если повезёт – лекарство подействует и боль скоро уйдёт, можно будет вернуться на кровать и заснуть…
Провал. За окном шумят проезжающие машины, и животом привычно ощущается прохлада автоброни. Элрик даже понимает, что почти уже не спит. Елозит затылком по подушке и отворачивает лицо в сторону. Медленный вздох – и золотистые глаза наконец приоткрылись. Рядом тихо спит брат. У него волосы смешно топорщатся, потому что их никто не причесал после ванны. Эд моргает и коротко улыбается: Ал же вчера заговорил.
С улицы ещё шумит дождь, но он уже куда слабее ночного ливня. Эдвард оправил задравшуюся кофту и покосился в сторону окна. Хочется верить, что гроза совсем ушла на убыль, а это так – отголосок. Такой же, как ноющее ощущение в ноге у самого гнезда протеза. И в правом плече – там, куда однажды укусила лисица. Это неприятно, но хотя бы можно терпеть.
Эд почти не помнил, как ночью вернулся в постель. Просто в какой-то момент он почувствовал, как нога начинает “исчезать”, и заставил себя доползти до кровати. Уже там сообразил, что не взял с собой пузырёк, но возвращаться за ним не стал. И ещё с какой-то тоскливой завистью подумал: Альфонсо ведь всё это время спокойно спал. Своей участи младшему ни в коем случае не хотелось, а вот избавиться от таких приступов боли было бы кстати.
Потолок был серый. Элрик ещё помнил: когда они с братом заселились сюда в самый первый раз, вид у него был презентабельнее, чем теперь. Это потом откуда-то взялись мутные грязноватые разводы, а в левом углу над окном даже трещина в штукатурке виднелась. Эд не выдержал и зевнул – в носу сразу заболело. Глухо, но неожиданно и оттого досадно: вчерашняя травма как-то совсем из головы вылетела. У Ала на лбу пластырь потемнел от пропитавшейся крови. Это не страшно, но его бы всё равно сменить не помешало. И заодно хоть на себя полюбоваться.
Ещё один ленивый вздох. Эд наконец садится на кровати и спускает ноги, с удовольствием выгибается в спине и потягивается. Пол совсем выстыл. Эдвард беззлобно отметил отсутствие ковра в номере и совести у владельца гостиницы. Тут же плотнее накрыл брата одеялом: воздух в комнате прохладный. Но это ничего. Условиями проживания Эд на днях уже озаботился, теперь осталось только дождаться, когда дом будет готов. Свой дом. Они с Алом проживут там, пока младший полностью не восстановится, потом со спокойной душой можно будет рассчитаться со службы и вернуться в Ризембург. А дом в аренду сдать, чтоб был постоянный доход: жильё в Централе немалых денег стоит. Но это всё потом, попозже. Сейчас нужно хотя бы до ванной дойти. Голова немного кружится, когда Элрик встаёт на ноги.
После ночного происшествия на голове творится самый настоящий кавардак. Эд собрал волосы руками и откинул их назад. Опёрся на раковину, склоняясь вперёд, поближе к зеркалу.  Нахмурился. Нос ещё был припухший, а область справа по-прежнему выделялась потемнелостью. Эд коснулся её пальцами протеза. От этого прохладно и немного больно, но это ничего. Терпимо. Пластырь с брови он снял ещё вчера и теперь отметил, что ночью она немного кровила. Под раковиной обнаружились белые гостиничные тапочки. Элрик понятия не имел, когда их успел туда засунуть, но сразу надел – чтоб нога не мёрзла. Вода почему-то казалась совсем ледяной – даже дыхание на миг перехватило. Умываться тоже было больно. Ему, вроде, говорили о компрессе в виде бутылки. Эд напился прям из крана и тихо улыбнулся, собирая волосы в хвост: у него автоброня лучше всяких там бутылок холодит.
Ал до сих пор спит. Старший одной рукой собирает раскиданные вещи и вместе с чемоданом поднимает их на пустую кровать. Находит в этом беспорядке моток пластыря. Он маленький совсем, уже почти закончился, но им пока хватит. Нос ещё болит оттого, что приходится прижимать к нему стальные пальцы. В одежде зашелестело какой-то фольгой, Эд озадаченно вскинул брови и вытащил находку на свет. Это… Печенье. То самое, которым он надеялся накормиться в первую ночь по приезду в Централ. Элрик только теперь вспомнил, что уже сутки как ничего не ел. И ещё бы какое-то время попостился: после атак фантомных болей аппетит отбивало напрочь. А вот Алу точно надо позавтракать. Эд ведь не кормил его, когда позавчера вечером вернулся из Штаба. Значит, нужно на кухню. И заодно передать рекомендации врача по поводу питания, не зря ж он там вчера на лист что-то выписывал. Алу придётся как-нибудь перетерпеть, если проснётся в одиночестве.
Походка вышла совсем ровной – нога уже не мешала. Эдвард прошествовал мимо стойки регистрации, попутно забрал с неё утренний выпуск газеты. Он не боялся, когда начинала болеть живая плоть у самой автоброни: тогда ощущения совсем редко были такими же острыми, как минувшей ночью. И когда  старая рана на плече о себе напоминала – тоже. Страшно становилось, когда фантомная конечность “появлялась” целиком. Оплеталась нервными окончаниями и с упорством редкого садиста выжимала из Эда последние силы, заставляла забиваться куда-нибудь в угол и смотреть в одну точку одуревшими глазами. Такие приступы почему-то начинались во время дождя. Не каждый раз, конечно, но это уже можно было назвать закономерностью. И от этого даже таблетки спасали не всегда.
На кухне Эда встретили радушно. Он уже не в первый раз обращался за помощью к одному из поваров: питание у Ала ведь должно быть особое. Как правильно готовить всякие бульоны старший не имел ни малейшего понятия, а учиться прямо сейчас было совсем некстати. Проще заплатить знатокам своего дела. Гладко бритый мужчина поинтересовался состоянием Альфонсо и к неописуемой радости Эда тактично оставил его внешний вид без комментариев. И так, видимо, догадался, откуда Стальной такой побитый. На рекомендации врача он только хмыкнул и заявил, что нового ничего не узнал. Хорошо, если так. Значит, Ала и раньше кормили как надо.
Пока готовился завтрак, Эд приобрёл в буфете пару сандвичей и занялся изучением газеты. Она, к слову, в Централе довольно популярная – слухи публиковать не станет. Покосившись на дату, Элрик рассеянно отметил: вчера было третье. А он и не вспомнил о нём совсем. Про взрыв в штабе здесь была отдельная колонка, в основном состоящая из обрывков собранных у очевидцев показаний и заверений властей в том, что преступников обязательно найдут. Совершенно ничего полезного. Остаётся надеяться, что его не решат внезапно привлечь к разбирательствам по этому делу. Опять оставлять брата совсем одного на целый день категорически не хочется.
От бульона в глубокой тарелке пахло мясом. Эд не так давно додумался его попробовать и решил, что питаться этим в принципе можно, если чем-нибудь закусывать. Но поскольку у младшего организм сейчас просто не всё переварит – придётся ему завтракать так. Сказав повару дежурное “Спасибо”, Элрик наконец удалился.
Он даже не удивился, когда обнаружил Ала спящим. Оставил тарелку на тумбочке, сам подсел к нему на кровать и осторожно потрогал братов лоб рукой. Просто вспомнил, что от сотрясения мозга, бывает, поднимается температура – а вчера Альфонсо запросто мог его заработать. Но нет. Лоб не горячий. Эд склонился ниже, перемещая ладонь на острое мальчишеское плечо. Хотел потрусить, но раздумал: мало ли, у брата голова заболит.
- Ал? Альфонсо? – Он заставил звучать голос ровно и внятно, а не понизил громкость, как это часто в таких ситуациях бывает. И всё-таки тряхнул младшего – несильно совсем, только чтоб тот через сон почувствовал его присутствие. – Давай просыпайся. И так разоспался уже.

Эд ещё хорошо помнил, как его будил Ал. И как не хотелось выбираться из-под одеяла и спешить на утренний поезд. И как Альфонсо жаловался ему на его же привычку абсолютно бодрым голосом отвечать, что сейчас встанет, хотя сам даже не проснулся. Теперь было по-другому. И глядя, как младший сонно хмурится, Эд едва удержал желание его поддеть.
Ал коротко смотрит на него и сразу отводит взор. Элрик отстраняется, наблюдает, как брат поглядывает в сторону тумбочки и даром, что не кривится. Остаётся только снисходительно вздохнуть: Эдвард уже давно понял, что Ал от своего питания не в восторге. Хотя учитывая, сколько времени он совсем ничего есть не мог, такая привередливость казалась даже немного странной. Младший опять поднимает взгляд, но сейчас Эд читает в его лице беспокойство. Так ведь? У него глаза бегают и неминуемо цепляются за саднящую гематому у брата на скуле. А ещё он подаётся совсем немного вперёд и кивает головой – это, должно быть, немой вопрос. Значит, точно так. Эд улыбается уголком губ: Альфонсо в его состоянии сейчас бы лучше о себе поволноваться.
- Ал, – старший нажимает ему на плечо и заставляет опять улечься на подушку, - лежи и не напрягайся. И перестань так смотреть, будто мне в реанимацию пора.
Эд ещё откинул русую чёлку со лба и потянулся рукой к тумбочке - не зря же в чемодан лез за пластырем и ватой. И только теперь сообразил: брат не попытался с ним заговорить. От этого немного досадно, но Эд ещё бодрится. Не всё ж так сразу станет получаться.
За неимением ножниц медицинскую ленту пришлось отрывать зубами – парень сразу обозвал её липкой гадостью. Пластырь на лбу Ала подался совсем легко, стоило лишь за край подцепить. Только к самой ранке немного пристал – Элрик заметил, как младший морщился, когда он снимал вату с затянувшейся ссадины.
- Готово, – прокомментировал он, приглаживая новый пластырь. У него края с обеих сторон рваные, но держаться должен бы. Эд взял Альфонсо за плечи: – Иди сюда.
Брат ещё не может садиться самостоятельно, но Эдвард обратил внимание, что тот уже не валится в его руках совсем тряпичной куклой. Он ещё вчера в ванной это заметил, только не смог толком сфокусировать на этом мысли. Может, Ал скоро окрепнет достаточно, чтобы самостоятельно сидеть? Скоро… Хотя бы в ближайшее время. А сейчас Эд ещё прижимает его к себе, чтоб помочь удержаться в положении сидя, и автобронёй поднимает подушку повыше. Треплет её за уголок, чтоб хоть немного взбить – приятно же, когда лежишь на мягком. В правом плече остро кольнуло и сразу прошло, но Элрик всё равно насторожился: он едва рукой не дёрнул от неожиданности. Не хватало ещё выдать себя такой нелепицей.
- Бульон сегодня на мясе, – непонятно для чего сообщил он, помогая брату опереться на подушку. Потом поправил на нём сползшее к самым коленям одеяло и забрал с тумбочки тарелку. Размешал наваристую жидкость ложкой, немного отхлебнул. Температура приятная. Во всяком случае, Ал точно не обожжётся. – Хватит делать такое лицо. Не такой он на вкус и противный.
Кормить Альфонсо с ложечки уже было обыденностью. Поначалу Эд находил это нелепым: у них с братом хоть и установились очень близкие отношения, но вот так о нём заботиться было в новинку. Поэтому Элрик преимущественно отмалчивался и душил свой внутренний дискомфорт, а с процессом старался не затягивать. Потом привык. Кормление – это же такая ерунда, если вдуматься.
- Давай, открывай рот. Быстрее начнём – быстрее закончим. – Он зачерпнул суп ложкой и успел её поднять, когда в плече повторно стрельнуло. Эд не выдержал и сердито зашипел: автопротез невольно дрогнул, бульоном плеснуло на одеяло. Старший ощутил себя шкодливым первоклассником. Надо ж было так по-глупому проколоться.
- Вот же зараза…

Элрик сразу напустил недовольство и вперил взор в тарелку. Нахмурился. Правой рукой принялся медленно помешивать её содержимое, наблюдая за движениями ложки. Носиком вниз и по кругу, неторопливо и осторожно, чтоб не расплескать… Фантазия живо рисует в сознании, как Ал поджимает губы и слегка сдвигает брови к переносице, смотрит на брата с лёгкой укоризной. Он же его знает, как облупленного, и о привычке соврать про своё состояние знает тоже. И хоть сам говорить связно не может, взгляд скажет яснее любых слов: “Всё с тобой понятно, братик. Всё с тобой понятно”. Эд так отчётливо представил эту картину, что, кажется, не озвученную  фразу произнёс голосом Ала у себя в голове.
Скажу, что уже выпил таблетку, - решил он, под донышко перехватывая тарелку железной ладонью. – И пусть потом себе думает, что хочет.
Старший только поднял взгляд и невольно задержал дыхание: он успел заметить, как Ал роняет руку на кровать. И больное плечо, и отговорка, и даже бульон сейчас были напрочь забыты. Рука поднимается повторно, медленно, неуверенно, а Эд смотрит на неё удивлёнными глазами и ждёт, что будет дальше. Смутно понимает: так и должно быть. После того его эксперимента с автобронёй, всё так и должно быть. Но Эд почему-то совсем не ждал прогресса так скоро, он от растерянности даже порадоваться толком пока не может. Замечает, что у Альфонсо медленно и редко вздрагивает большой палец на повисшей кисти, потом рука не выдерживает и снова падает на постель. Эдвард следит за ней долгим взглядом, но она уже не двигается. Только палец по-прежнему дрожит.
У него начинает получаться. Слабо, понемногу, но уже начинает получаться. Элрик наконец моргает и переводит взгляд на брата.
- Ал… Ты чего?
Озадаченный вопрос он сам слышит будто со стороны: у Ала влажно блестят покрасневшие глаза. Старший немного подался вперёд и медленно подсел ближе, опять распрямился. Ложка звякнула о край тарелки, но этого звука никто не заметил. А ведь бульон, если остынет, будет на вкус совсем противным.
Штаб. Удар о стену, коляска. Огонь. Осколки. Сильный дым. Эд невольно опускает взгляд ниже, бегло окидывает им сидящего Альфонсо. Будто это могло что-то прояснить. Неужели...
- Болит что-нибудь?
Вопрос сорвался раньше, чем сознание окончило свою мысль. Ал же вчера в ванной, когда замычал… Тоже сидел. Может, ему больно? Эд подумал о повреждении позвоночника, потом решил, что нет, вряд ли, Ал бы тогда вообще распрямиться не мог. Потом одёрнул себя: он знать ничего толком не знает о травмах позвоночника, он никогда с ними не сталкивался. Копчик? Вряд ли, в том положении его бы не повредили. Колени? Что, если колени? Их ударило о стену, да ещё придавило сидением коляски - может, Алу больно их выпрямлять? Но ведь нет, спал же он в таком положении… Эд и думать не хотел о том, что у младшего повреждён какой-нибудь внутренний орган, но больше предположений не оставалось никаких. Ведь бывают же такие случаи, когда они отбиваются от сильного удара.