[начало игры]

Осень — это романтика.
Дни становятся всё короче, а наполняющиеся прохладой ветер и воздух вынуждают всё чаще задумываться о том, чтобы  выходя из дома, не забывать захватывать с собой старый пиджак или драповую куртку, а то и вовсе одевать под них жилет. Это только кажется, что простуду схватить не легко, а на деле: как свистнуть.
Осени старая пряха с глазами-звездами под набрякшими веками-тучами скоро начнет выплетать свой ковер иглами дождей, нитями тропинок и паутинок, бусинками листвы, которые цветными и радостными клубками разбегутся от нее в разные стороны, путая узор.
И вокруг – робкая, хрустально хрупкая тишина. Длинные тени, окруженные лунным серебристым сиянием, ложатся под ноги, а приятная прохлада обнимает за плечи своими невидимыми руками. И всё вокруг спокойное, сонное и словно даже замершее в ожидании чего-то.
Осень только месяц как наступила и ещё будет мучиться, ломать игры дождей, наставлять на нос очки Времени, гонять от себя ветер-шалунишку; рвать нити, путать узор на холсте земли, меняя гамму…
Чувственной вакханкой, бесстрашной танцовщицей пронесётся осень по ветвям, душам и лицам под звуки яростной скрипки и тамбурина, одевая свои владения в золотисто-желтое, вишнево-красное, темно-зеленое.
Погода изменит свой цвет, и жизнь установится в желтой краске опавших листьев – то будет смерть природы и восстановление отмирающих чувств. Ветер раскачает рябину из стороны в сторону. Красные бусины будут рассыпаться звездами в отмирающих клетках животрепещущих деревьев.
И пожелтеют листья. И упадут они на землю. И там они и останутся. Навсегда.
Осень будет страдать, пытаясь создать Гармонию, не ведая, что уже сотворила её.
Парк вокруг стоял прозрачный и обманчиво пустой. В прочем, нет… не обманчиво. Среди ночи едва ли найдутся желающие прогуляться по его аллеям и дорожкам вдоль. Можно смело ступать, не опасаясь ничего, если только, конечно, пожелавший прогуляться не будет бояться темноты. Но Джон не боялся. Что такое темнота в сравнении с самым ослепительным светом?
«Вот идет по свету человек-чудак, сам себе печально улыбаясь,  —  прервав насвистываемый незатейливый мотив Кольт, зевнув, потянулся, подняв руки вверх, к темному небу усыпанном бисером ярких звёзд».
Что было страшнее, усталость или боль посилившаяся в руках после того как начальник, та ещё падла, загонял их до полусмерти, Джон не знал. Точнее, не определился. Но самым паршивом было фактическое отсутствие желания сна. Зевнуть – это одно, а ты пойди и усни… Хотя, казалось, впахав как конь, засыпать будешь без задних ног, но дудки. Или это так полуночной образ жизни и сон по три-четыре часа сказывается? С этаким  намеком от организма, мол, я хозяин, привык, но ты всё равно дурак.
«Надо что-то менять… — Да только что тут изменишь? — Работу?»
Легче не работать вовсе. С одной стороны, это было возможно… С одной. Но так рисковать Кольт бы не стал. Лучше уж работу сменить, она ж не жена, чтобы быть одной-единственной избранницей на всю жизнь. Хотя ладно, некоторые и жен меняют, что уж сравнивать тогда? Жалко было только с сотоварищами расставаться. Ребята хорошие. Душевные. Не злые.
«Не злые… Но иногда могли бы и уметь держать язык за зубами, — так вот, например, бесконечные остроты в адрес его утренней невыспатости и помятости перестали быть чем-то необычным».  Они вошли в привычку. И никто ж не верит, что это бессонница! Хотя ладно, пусть думают, что он действительно по барам, кабакам да бабам шляется.
«Делом бы хоть полезным занялся, раз уж не спишь… — Но ни на что подобное не тянуло». Душа требовала спокойствия и умиротворения. Хотя календарные даты все более настойчиво напоминали, что пора бы перестать просиживать на ровном месте и уже определиться, как стоит действовать. На примете было несколько крайне интересных лиц, и информацию удалось получить отнюдь не легко и просто, но… что-то неясное, словно заслонившая солнце тень, на грани интуиции и шестого чувства, мягко вынуждало Инквизитора лишь думать о том, что стоит сделать. Он раз за разом прокручивал в голове всю имевшуюся информацию, сверял факты, проверял возможные планы действия и всё равно не действовал. Перед глазами так и стояла газетная статья, заголовок которой красноречиво цитировал «Никогда не найдете!».
«Никогда… — Слишком жестокий жест для того, кто хотел бы выступать для него доброжелателем». С одной стороны, Кольту не нравилось, что кто-то вообще решил подражать ему. Он уже устранил двух своих «учеников» и так называемых «последователей», но то были детские игры в сравнении с тем, что сейчас взбрело кому-то в голову. Даже не взбрело… Ударило и по шарам. Но если посмотреть на ситуацию с другой стороны, то помимо еще большего отемнения его и без того не самого доброго второго имени этот кто-то мог быть тем, кого поймают вместо него. Хорошо это или плохо? Если фанатик – дилетант, которого поймать удастся, то нет.  Он честно и радостно скорее всего признается, что это он – Инквизитор, весь из себя единственный и неповторимый, а власти будут рады, что поймали опасного маньяка. Город и его жители вздохнут с облегчением. Но ненадолго. Ровно до тех пор, пока не станет ясно, что была совершена ошибка. Ну или выдвинут предположение, что это фанатичные последователи бушуют и намекают, что дело их Учителя будет жить в веках, что куда как логичнее для тех, кто сидят там, наверху. Кто же любит признавать ошибки? «А если нет?» Если этот тип окажется «хитер, быстр и дьявольски умен», то дело пахнет керосином и он доставит ему не мало проблем.
Хотя, на чистоту, проблемы уже начались. Кольту и без того совсем не нравилось, как многие трактовали действия Инквизитора.
«А ведь месяц, считай, прошел… — И это значит, что если ход не сделает он, то его предпримет тот, другой, Инквизитор».
С одной стороны, можно ничего не предпринимать и наблюдать. Понадеяться на то, что этот неизвестный совершит ошибку и его удастся вычислить и найти. Но, черт возьми, насколько это реально? В своих собственных действиях Джон прослеживал логику, а вот в чужих – нет.
И с ещё одной стороны, почему бы не попытаться использовать действия этого шута? Это ведь реально, если хорошенько пораскинуть мозгами.
«В голове его какой-нибудь пустяк, с сердцем видно что-нибудь не так… — Вздохнув и остановившись, мужчина уселся на ближайшую лавочку укрытую тенями и, запрокинув голову, посмотрел на луну, словно та могла дать подсказку или дельный совет. — Может уехать?»
Оставаться на одном месте всё равно опасно и чревато. Так почему бы и нет?
«Мальчишку здесь нашли… — Ответ очевиден». За свои ошибки, а это пугало маньячное его ошибка, нужно платить. А в его случае – пытаться самому их исправлять.
«А-а-а? — Кольт замер, прислушиваясь к тишине. Послышалось ли? Но показавшийся звук шагов больше не повторился. — Тебе просто нужно хорошенько выспаться, дружище. А то на призрака уже пох… Да нет же, ну точно!»
Оглядевшись по сторонам, Джон позади себя по аллее, там где сам до того прошел, никого не заметил, а вот впереди, в отдалении, там где она пересекалась с несколькими лентами-дорожками словно бы даже мелькнула тень.
«Тень среди теней. Поэтично, ничего не скажешь, — по нервам, как проводам, скользнуло напряжение». Вместе с легкой мыслью о том, что просто кому-то ещё не спится, Джон поймал ту, которая показалась ему более здравой. «А если “Инквизитор”?» Если у него рука на детей поднялась, то парк ведь будет отличным местом для поиска новой жертвы. Тихо, спокойно, совсем безлюдно. И кого-то ведь, как его самого, сюда  да занесет нелёгкая.
«Интересно, я похож на жертву? — Джон попытался увидеть себя со стороны». Внешне угрозы явно не представляет, шатается тут, полуночник несчастный… Да, вполне похож.
«Так что, на ловца и зверь бежит? — Хотя незнакомое положение вещей не вселяло полной уверенность в происходящем». Поднимаясь на ноги, запуская руки в карманы и почувствовал себя спокойнее, когда ладони коснулся холод складного ножа.
«Раз, два, три, четыре, пять… — Быстрым шагом направившись туда, где он видел человека, а затем, заметив и самого человека, Джон в мыслях чертыхнулся».
Девушка. Обознался, выходит. Да и не бывает такой нереальной удачи. Зато он сейчас выглядит, наверное, как самый настоящий маньяк.
«Что делать? — Можно свернуть в другую сторону, ничто ему не мешает и просто уйти». Он её и пальцем не тронул, это раз…
«А где гарантия, что тот, другой, не тронет? — Нет». Нет-нет-нет, вот не нужно сейчас только вот этого… Геройство — бесполезная трата времени.
«На твоей совести будет, Джон… — Что он теряет?» Ничего.
— Эй! — Окрикнув незнакомку, Джон, выпустив из рук нож, высунул руки из карманов. Руки у него пусты, в прямом смысле чисты и угрозы он из себя не представляет. Верно ведь? — Вам помощь не нужна?
Ну не предлагать же познакомиться среди ночи. А так, спишет все на то, что ему показалось, что у неё проблемы… Такой вот он сердобольный и впечатлительный.

«Вот тебе и на! — Это откровенная оплеуха от судьбы, что хрупкая барышня может так угрожать!» Коль даже откровенно растерялся и, заворожено глядя на кинжалы в руках барышни, с каким-то глупым от неожиданности таких поворотов лицом, медленно поднял руки вверх, демонстрируя пустые и безоружные ладони. Лицо его стало сосредоточенным и немного испуганным. Джон замер на мгновение, с гримасой комичного ужаса на лице, а потом отчаянно замотал головой, выражая бурный протест.
— Да я… Как бы… Сказать то..! — Бессвязный лепет не имевший смысла. Ситуация вышла в итоге идиотская, а он все же явно подтянется до планки маньяка в чужих глазах. Хотя вот и правда, кому из них бы помощь то понадобилась, а? Судя по всему, ему больше. И не нашлось у него ничего лучше, чем в ответную разглядывать девушку, словно это могло как-то преломить и изменить ситуацию в корне. Она была удивительно изящной. Огромные глаза, яркие волосы, тонкие пальцы рук и выразительная мимика, застывшая сейчас в выражении крайних недовольства и подозрительности. Она была такой яркой, такой живой, что Джон невольно застыл, загляделся на нее, а потом, как полный дурак, улыбнулся одним уголком рта.
— Я себя таким кретином ещё никогда не чувствовал! — Честно и искренне признался он, понадеявшись, что сейчас ситуация уляжется, разрешится как-то сама собой и подозрения в его сторону отпадут и забудутся. Ну или хотя бы уйдут на второй план и перестанут пририсовывать ему сейчас не существующие мотивы. Он ведь, правда, с самыми светлыми намерениями её окликнул.
В конечном итоге, представив, как он выглядит со стороны, как ошарашен и сбит с толку и сам какие эмоции мог вызвать у своей собеседницы, Джон засмеялся. Не слишком громко, но искренне, от всего сердца.
Думал о своей растерянности, смотрел на сурово нахохлившуюся девушку, и на лице Кольта сама по себе расцветала улыбка.
Джон всегда легко заводил знакомства и сходился с людьми. В дружеских компаниях он был центром вселенной, сам не замечая этого. К нему нельзя было относиться нейтрально. Его либо любили, либо презирали. Но сам он старался не делить людей резко на любящих и ненавидящих, правда, лишь до совсем недавнего времени. Нельзя закрывать на глаза на правду и реалии мира и оставаться всегда слепым. Нельзя, глядя на всех кто вокруг, воспринимать их одинаково, считать самыми лучшими на свете. Но своих друзей, да и даже некоторых просто знакомых, Кольт любил искренне и честно.
— Извините меня, пожалуйста, я как-то даже не задумался, что все можно так глупо получиться, — опуская руки, но не убирая их в карманы куртки, Джон добродушно улыбнулся. Умевший болтать несколько часов без остановки, он сейчас не знал как применить правильнее всего свои риторические таланты. — Тут события же такие… Испугался, мало ли что. Решил, что вдруг, помощь понадобится. А в итоге вот как сложилось, — мужчина скосил взгляд на два кинжала в руках девушки и улыбнулся словно бы ещё шире. Удивительно, как всего одна улыбка убирала холодность и остроту лица, которые могли вызывать отторжение. 
— Я Джон. Джон Кольт. — Потенциальные убивцы представляются или нет? Да как бы то ни было, он то сейчас здесь не за этим. — И мне бы как-то хотелось как-то загладить первое не очень приятное впечатление.

"Фух! Слава тебе, Боже", — ситуация окончательно улеглась и агрессивные и опасные настроения сошли на нет. Джон ещё шире улыбнулся, хотя, казалось бы, куда уж было больше расползаться губам в разные стороны? Но "улыбка до ушей" – явно было придумано если не с него, то к нему по описанию подходило на все сто двадцать процентов.
— Приятно познакомиться, — честно и искренне отозвался мужчина. Ответная, пусть и грустная или просто неохотная, но улыбка, все же вызвала в душе Кольта воодушевление и ощущение стойкой веры в светлое будущее. К тому же, пока уже знакомая незнакомка улыбалась, а не серьезно хмурилась и явно пыталась пробурлить в нём взглядом если не дырку, то желала увидеть насквозь, она выглядела… милой? Пожалуй, что да. Люди вообще в своём большинстве нравились Кольту. А когда они ещё и улыбались, кажется, он был готов беззаветно и заочно влюбляться. Люди с красивой улыбкой просто завораживают Джона. Следовало бы задуматься, что дарит их улыбкам такую красоту. Но вместо этого Кольт улыбался в ответ и стремился всеми силами либо вызывать все эти улыбки чаще, либо сохранять их. Он совершенно, абсолютно, не боялся выглядеть смешным или глупым. Хотя, возможно, кто-нибудь однажды спросит у него (если уже не спрашивал, просто он сам об этом уже забыл), для чего это – быть смешным? Для чего яркие шарфы, губная гармошка, которая частенько терялась в его карманах, постоянная и беззаботная болтовня обо всем и ни о чем, куча смешных историй, всегда чуть приподнятые уголки губ, запах солнца где-то на макушке – для чего?
Всё очень просто: чтобы видеть, как люди улыбаются.
Ведь, если один раз хорошенько всмотреться в чью-то улыбку, иначе уже никогда не сможешь. Если увидишь там всё это настоящее – притаившееся в ожидании солнце, весеннюю капель, нерастраченное доверие, не прозвучавший смех, притихшее до поры тепло и столько всего ещё, чему даже имён не подобрать… и всё это разом освобождается всего лишь от одной улыбки. А если за ней идёт ещё одна, вторая, третья… А потом всё-таки звучит, да, чёрт возьми, наконец-то звучит – этот лёгкий или долгожданный, тихий или звонкий, но обязательно искренний, яркий, всепрощающий – смех… тогда вокруг наступает лето. Или что угодно другое, но точно самое лучшее на свете.
И сразу хочется жить. И чувствуешь, что вот этот счастливый – хотя бы на минуту – человек, который сейчас от всей души смеётся рядом с тобой, может справиться со всем на свете, решить любую задачу и покорить любую гору. Ведь когда человек улыбается, он может всё.
Пока звучит смех, пока улыбка не сходит с губ, люди – одно и то же. Одно целое, большое и важное, как отмытая грозой радуга на ладони. Достаточно рассмеяться вместе, или даже просто улыбнуться в ответ на чью-то улыбку – и на несколько секунд что-то большое и ясное станет для вас обоих самым важным на свете.
— Говорящая фамилия, очень подходит для ночных прогулок, да? — не улыбаться на такое красноречивое совпадение (а совпадение ли?) было нельзя. Хотя Джон тоже хорош – выискался полуночник.
"Бессонница, с кем не бывает, верно?" — что, в общем-то, не было ведь даже обманом.
— Я знаю, что очень часто люди на самом деле оказываются не такими, какими кажутся на первый взгляд. — На мгновение возникло подозрение, словно она и правда могла увидеть его насквозь и найти что-то, что он так старательно прячет. Но это чувство, мимолётное и быстрое, поспешно улетучилось, не оставив и следа и даже не успев изменить улыбку на его лице. В конечном итоге, все люди во многом не такие, какими могут нам казаться. И уж тем более на первый взгляд. В конечном счете, пусть руки у него и не самые чистые и в крови, женщин и детей он никогда не трогал и Скайлер вреда причинять не собирался.
— Тогда у меня есть все шансы на успешную реабилитацию. Скай… Скайлер… — Джон в третий раз поправился, на несколько секунд с его лица исчезла улыбка, и выражение стало церемониально важным, словно речь идет о чем-то очень и очень серьезном и важном. — Мисс Найтуокер, позволите мне вас сопровождать в ночной прогулке? Или же проводить? Что угодно. Хотя, возможно, тебе… Вам, хотелось прогуляться в одиночестве, ведь ночь прекрасное время для размышлений, и никто не мешает, но я тогда могу и молчать, честное слово!
Казалось бы, что если она сейчас ему откажет, то он и вовсе, совершенно по-детски, попросит просто не бросать теперь его здесь одного, совершенно забыв что меньше чем пять минут тому назад это он собирался ей помогать.

— Извини, с официоза всегда проще, да и наверное правильнее, начинать любое знакомство. Многим уж очень не нравится, когда к ним с первых минут панибратски относятся. Но и ты тогда можешь звать меня просто Джоном, ага?  — Так все будет равноценно и честно. 
Посмотрев растерянно вокруг, Джон потянулся, после чего, сомкнув руки в замок на затылке, первым шагнул по парковской дорожке.
— Смотри… Ночь так быстро прошла, скоро рассвет, — запрокинув голову, Кольт улыбнулся небу. — Знаешь... — Какое-то совсем мальчишеское и простое это его – "Знаешь". Так, наверное, говорят со старыми знакомыми или очень хорошими друзьями. Вроде бы и о мелочах или ерунде, но всерьез. Или о серьезном, но через шутку. Или о чем-то, что на самом деле очень важно, но на таковое может быть ни разу не похоже. — Мне нравится встречать рассветы. Не восход солнца – это уже не рассвет, а начало утра. А  ловить тот миг, когда отступает ночь, темное небо становится сиреневым, прозрачным, чуть розовым на востоке. Но это бывает так же не просо и трудно, как поймать мгновение сна. Вот и сейчас. Ещё секунду назад была ночь, тяжелая и беспросветная, словно бы даже окрепшая в предутреннее часы. А потом вокруг что-то неуловимо изменилось. Проходит минута, другая – и становится осязаемо видно, что воздух светлеет, темные пугающие силуэты превращаются в обыкновенные деревья, а небо становится чистым и нежно-фиолетовым. Рассвет… — даже само слово... вкусное. Волшебное какое-то. — Наверное, он приходит, когда уже не остается сил выдерживать ночь. Это еще не утро, это просто конец темноты. Это – рассвет.
Светлый и призрачный день только вступал в свои права. На небе занималось что-то чистое, ясное, яркое, окруженное тончайшим кружевом облаков. Неведомый художник, постепенно разбавлял чернильную горечь ночи яркими красками, и оставлял смелые мазки на холсте неба. Далекие звезды одна за другой гасли, а ночь, наливаясь темным аквамарином, ещё пыталась изо всех сил задержаться, но на самом востоке плавилось золото, разливаясь первыми солнечными лучами на до того подлунный мир.
— Скай…лер, а как мне лучше к тебе обращаться? — Вопрос был насущным и важным. Это он "Джон" и ничего тут больше не попишешь. Некоторые, правда, умудрялись сокращать его до простоватого и совсем уж незатейливого "Джо", но как думалось самому Кольту, это уже совершенно другое имя и даже материнское любимое "Джонни" было бы лучше. Но лаконичное и четкое "Джон" легко ложилось на язык и слух.
Толи дело "Скайлер". Так мягко и напевно, и с этим манящим "Скай" в самом сердце слога. Но он видел, пусть это и был совсем скоропостижный миг, как напряжение проскользнуло в её взгляде, когда он тогда почти оговорился.
"И чтобы недоразумений не возникало, имеет смысл спросить её саму, верно?"
— А что тебе больше нравится, ночь или рассвет? — Словно бы за секунду забыв о своем предыдущем вопросе, Джон улыбнулся новой знакомой, опустив руки и одернув куртку вниз. — А может быть день или сумеречный вечер?